Михаил Боярский, форум

http://www.mk.ru/culture/interview/2010/09/17/530351-mushketer-s-ulitsyi.html<\/u><\/a>

Мушкетер с улицы

Всенародная слава обрушилась на Михаила Боярского после выхода на телеэкраны легендарного фильма “Три мушкетера”. Пылкий гасконец, красавец в широкополой шляпе и с саблей, плюс обаятельная улыбка. И все это д'Артаньян. Как оказалось, столь правдивое исполнение главной роли объясняется не только безукоризненным актерским мастерством Михаила Сергеевича. Но и любовью к творчеству Александра Дюма.

— Когда вы впервые для себя раскрыли творчество Александра Дюма?

— Это случилось, когда я учился в школе, примерно классе в шестом. И нужно заметить, что книжку “Три мушкетера” впервые прочитал не я сам, а мне вслух прочел мой старший брат. Честно вам скажу, в тот момент я был не большой любитель чтения. Мне больше по нраву было во дворе с мальчишками бегать.

И вот папа с мамой неоднократно настаивали, чтобы я взялся за ум — познакомился с творчеством Александра Дюма. Они объясняли: сперва будет трудно. Ведь у него много действующих лиц. Но обещали — со временем можно и втянуться. Но я смотрел на книжки с грустью, как же мне было неохота браться за них! Толстые такие.

Представьте себе — брат решил заняться моим воспитанием. И решил начать с творчества Александра Дюма. А то, как он читал вслух, по ролям “Трех мушкетеров”, на меня, мальчишку, произвело масштабное впечатление. Сам бы я так не раскрасил этот роман. Мне было так интересно, что я упрашивал брата читать до шести-семи утра!

Так вот, творчество Дюма так на меня повлияло, что я уже без книжек обходиться не мог. Но что именно читать, мне советовали мама, папа и брат.

— А что в романе Дюма вас больше всего поразило? Авантюризм, пылкость главных героев?

— Во-первых, сама фабула сюжета, за которой я следил очень внимательно. Она просто захватывает. И во-вторых, очень смешные характеры. Это и слуги, и отважность всех героев. Тем более что брат читал мне эту книжку по ролям.

Так вот, я полюбил Атоса просто за то, что он молчит. Д'Артаньяна — за то, что он авантюрист и азартный человек. Портос — он добродушный с тонким чувством юмора. Арамис — очаровательный, таинственный...

В трех мушкетеров я играл и во дворе, и в школе. Я был Атосом — просто все время молчал. Представьте себе — не разговаривал ни с учителями, ни со своими сверстниками — я же Атос! И мне казалось, что я молчу как-то особенно, загадочно. Но признаюсь честно — надолго меня не хватало. Я любил поболтать.

Во дворе мы с ребятами вооружались чем могли. Как правило, шпаги мы делали из небольших елочек. Обрубали все ветки, кроме нижней. И вот ее-то, эту нижнюю ветку, мы как-то по-особенному загибали к стволу, и у нас получалось что-то похожее на шпагу.

Помню, раньше было модно устраивать в школе праздники-карнавалы. И я очень завидовал тем, кто приходил в шляпах, плащах. Выглядели как мушкетеры. Но ведь, как известно, у Дюма много и других книжек замечательных. Хотя, конечно, книга книг — это все же “Три мушкетера”.

— Михаил Сергеевич, а через творчество Александра Дюма вам было интересно познакомиться с другими авторами авантюрных романов?

— Обязательно. Это и Майн Рид, и Джек Лондон, и О’Генри. Это все настоящая юношеская, мальчишеская литература. Именно ее в определенном возрасте нужно ставить на первое место. Но, кстати, постепенно брат меня как бы перевел и на книжки другого плана. Например, “Красное и черное”. Конечно, у брата был очень хороший вкус. Но не только в прозе. Поэзию знал он также блестяще. Он был прекрасно гуманитарно образован.

Знаете, мне, к примеру, было совершенно неинтересно читать Тургенева. Вот абсолютно! Но опять же, когда мне брат читал его произведения вслух... Меня это просто завораживало.

Позже меня отец с братом стали приучать и к более серьезной литературе. К Чехову, Толстому, Гоголю. Повели меня в Эрмитаж, познакомили с живописью. И я даже начал отличать импрессионистов от классиков. То есть моим воспитанием действительно занимались. Самые близкие люди. Я уверен — самое главное для мальчишки, чтобы у близких людей был хороший вкус. Как говорится — с кем поведешься, от того и наберешься.

— Но неужели вам, мальчишке, так сразу и понравилась вся литература? Наверняка что-то пришлось не по вкусу?

— Вспомнил! Это Майн Рид. Его произведениям свойственны длинные, как мне тогда казалось, описания. Вот, пожалуй, и все.

— Михаил Сергеевич, сегодня некоторые филологи утверждают, что творчество Александра Дюма нельзя причислять к серьезной литературе. Говорят, дескать, легкий жанр...

— Предлагаю филологам, которые имеют подобные утверждения, сменить профессию. Честно говоря, даже не понимаю, откуда ж они такие берутся?

— Не секрет, что сегодня мальчишки больше интересуются Всемирной Паутиной, чем книжками. Как их можно заинтересовать хорошей литературой?

— Не нужно их заинтересовывать. Значит, просто это те люди, которым хорошая литература не нужна. Возможно, так и должно для них быть. Все же просто.

Мои предки говорили на четырех языках: французском, немецком, английском и, соответственно, русском. Писали грамотно, без ошибок. И это для них не являлось чем-то особенным. Я же не знаю ни одного иностранного языка. Ну, вот козел родился. С другой стороны — я рос совершенно в иное время, послевоенное. И вообще тогда книги жгли, чтобы в блокаду выжить. Мы другие получились. Но мы более музыкальные. Возможно, потому, что нас воспитывали “Битлз”. И я закончил музыкальную школу при консерватории и знаю, например, музыку Рахманинова, Баха, Генделя. На долю каждого выпадает свое. Но я бы никогда не назвал себя гуманитарием или великим артистом.

Но то, что филологи, которые говорят, что Дюма — это вообще не писатель, называют себя филологами... Да они говнологи, а не филологи! В шею гнать таких! И как говорил известный профессор: “Зина, в печь!” Все, что они пишут плохого о творчестве Дюма, сжигать. Навсегда!

* * *

— А через творчество Дюма вы полюбили Францию?

— Полюбил, но не только через творчество Дюма. Ведь произведений о Париже, Франции огромное количество. А через творчество О’Генри я увидел Нью-Йорк как милый, очаровательный город. И мне кажется, что особенно он был таковым в 20—30-е годы прошлого века.

После знакомства с “Шерлоком Холмсом” Конан Дойля Англия мне казалась особенно загадочной страной.

И все эти книжки — это серьезный комплект для чтения мальчишки. Но знаете, все это прочесть необходимо лет до тринадцати-пятнадцати. Потому что потом уже просто вырастаешь из этого литературного костюма. Но! Я и сейчас читаю Александра Дюма с большим удовольствием. Особенно “Три мушкетера”.

— А вам не удалось побывать на Монмартре, в таверне “Три мушкетера”?

— Нет, к сожалению. Но я знаю, что в Париже есть даже так называемые “мушкетерские” экскурсии, которые водят наши эмигранты. А в нее входит и посещение Старой голубятни, и площади, на которой состоялась первая дуэль д'Артаньяна. И насколько мне известно, на родине мушкетеров был им установлен даже памятник. Так что я вообще думаю, что у русской и французской литературы очень тесные связи.

— А французская кухня не стала вам близкой?

— Я не гурман. Я пьяница. Вот бургундское, анжуйское — это пожалуйста.

— Настоящее отличите от подделки?

— Конечно нет! Мои рецепторы испорчены портвейнами и винами, которые стоили один рубль тридцать семь копеек. Так что сами понимаете...

— И вот я так же понимаю, фуа-гра не для вас...

— Да упаси бог! Вы же знаете о том, что Александр Дюма приезжал в Петербург. Ему у нас шашлык очень понравился. Так что именно в этом аспекте у нас с ним много общего.

— Понятно. А французские женщины, они великолепны?

— Понимаете, те французские женщины, которые являют собой красоту Парижа, мне недоступны. Поскольку они пешком по Парижу не ходят. А те, что на улицах, — есть и у нас. А те, которые составляют изюминку Парижа, вхожи в те места, в которые я не захожу. А вот в Лувре есть прекрасные портреты француженок — это доступно всем. И мне в том числе.

* * *

— Михаил Сергеевич, вы согласны с тем, что у миллионов вы ассоциируетесь все же с пылким гасконцем д'Артаньяном?

— Понимаете, у каждого своя работа. Ваша работа — сейчас разговаривать со мной. А моя — сыграть определенный персонаж. А потом разгримироваться, и все. Ведь впереди другая роль. Один человек может сыграть и идиота, и мушкетера. И также у меня помимо д'Артаньяна есть и другие роли.

— А есть какой-то персонаж в творчестве Дюма, которого вы не согласились играть?

— Нет. Актер не может отказаться от роли только по тем соображениям, что она ему несимпатична. Наоборот, чем несимпатичней роль, чем непонятней она, тем интересней играть. Появляется интрига — разгадать ее.

— И вы разгадали всех персонажей великого классика?

— Трудно так с ходу ответить... Хотя, если учесть, сколько я его перечитывал, наверное, всех разгадал.

Московский Комсомолец № 25453 от 18 сентября 2010 г.